Мейли Юн должно было показаться, будто Вэйдун Хан потерял к ней всякий интерес. Женщина не подозревала, что у лейтенанта Хана попросту не осталось других дел, а единственным расследованием, которым он занимался, была она сама, и за этим с нетерпением наблюдало руководство. Вскоре терпение Бао Муна лопнуло, и комиссар повторно вызвал Вэйдун Хана.
Полицейский был сосредоточен на внезапно посетившей его догадке: допросить друзей и коллег задержанной. По этой причине он оказался совершенно не готов к серьезному разговору с Бао Муном. Со стороны лейтенант выглядел как уж, попавший на раскаленную сковородку, но в аргументах, которые ему пришлось использовать, это оказалось даже полезным.
— Мейли Юн очень хитрый и коварный подозреваемый, — доложил Вэйдун Хан. — Женщина постоянно пытается увести разговор в сторону, использует научные термины и ходит вокруг. Мне пока не удалось выйти на мотив и способы исполнения, но я работаю над этим двадцать четыре часа.
— Она выдвигала требования? — прервал доклад Бао Мун.
— Никак нет, — ответил Вэйдун Хан.
— Раскрывала суть сказанных фраз?
— Тоже нет.
— Тогда как вы собираетесь выйти на мотив? — не понял Бао Мун.
— Я вынужден работать методом исключения, — сообщил полицейский. — Мейли Юн рассказывает свою версию происходящего. Я тщательно анализирую и ищу противоречия. Рано или поздно она загонит себя в тупик и тогда история примет форму бреда. Прижав профессора к стенке, я заставлю её признаться. Но пока вынужден доложить, что Мейли Юн хорошо аргументирует свои рассуждения.
— Над чем вы работаете сейчас? — спросил комиссар.
— Когда вы меня вызвали, — пояснил Вэйдун Хан, — я опрашивал друзей профессора. Точнее бывших друзей, так как Мейли Юн поссорилась со всеми. Её поведение можно описать: как сожжение мостов. Прекращение дружеских отношений, и странное асоциальное поведение. Она….
Вэйдун Хан слегка замялся, подыскивая слова.
— Перестала здороваться, мыться, использовать дресс-коды, грубо разговаривала с коллегами и всячески искала поводы для конфликтов. Из ее рассказа следует, что таким образом она нащупывала почву в своих экспериментах.
— Это относится к физике? — удивился комиссар.
— И да, и нет, — осторожно сказал Вэйдун Хан. — Видите ли, женщина утверждает, будто таким образом меняет реальность вокруг.
— Я тоже поменяю реальность, если перестану отдавать честь, — сказал Бао Мун.
— Так точно, — согласился Вэйдун Хан, — но при этом она опирается на фундаментальные законы природы, где якобы совершила грандиозное открытие.
— Вы запросили доказательную базу? — спросил комиссар.
— К сожалению, мы еще не подошли к практическим занятиям, — ответил Вэйдун Хан. — Все ее аргументы опираются на бытовые примеры, очевидно для лучшего моего понимания.
— Лейтенант Хан, — повысил голос Бао Мун, — вам необходимо ускориться. Долго тянуть резину нельзя. Надеюсь, вы понимаете.
Бао Мун решительно встал, давая понять, что разговор закончен, и, как бы подводя черту к сказанному, приказал:
— Если профессор рассказывает вам о научных теориях, и они имеют отношение к делу, то следует запросить неопровержимые доказательства. Неопровержимые….
Вэйдун Хану очень хотелось возразить, но грозный вид комиссара не оставлял шансов. Лейтенант только кивнул, четко повернулся и вышел из кабинета, еще долго ощущая между лопаток легкий ожог от пристального взгляда Бао Муна.
* * *
— Сегодня я общался по видеосвязи с вашими коллегами, — начал разговор Вэйдун Хан. — И их отношение сильно отличается от характеристик, полученных ранее.
— Я подозреваю, в Бейде мне дали более лестную оценку, — предположила Мейли Юн.
На этот раз женщина выглядела немного иначе. Вэйдун Хану даже показалось, что она помолодела, стала красивее что ли.
— Это все корпоративная этика, — продолжила Мейли Юн. — Никто не хочет выносить сор из дома, когда речь идет о профессоре Пекинского университета, потому что тень ляжет на учебное заведение. Но если речь идет о конкретной хулиганке, тут с вами могут пооткровенничать.
— И зачем вам понадобилось так себя вести? — спросил Вэйдун Хан.
— Это не я, — спокойно ответила профессор, — но вы ведь уже догадались. Однако я тоже совершала непристойные действия, чтобы оказаться здесь.
— Нам необходимо поскорее добраться до сути вашей истории, — сказал Вэйдун Хан.
— Ух, ты, — Мейли Юн стрельнула глазками, — кажется, лейтенант Хан, на вас надавило начальство.
— Вы очень проницательны, — похвалил полицейский, — и раз уж мы говорим откровенно, вам следует знать, что наше общение не будет долгим.
— То есть от вас требуют результатов, — пояснила Мейли Юн.
Вэйдун Хан смотрел женщине прямо в глаза, и это могло значить все, что угодно. И да, и нет, и может быть. Но женщина колебалась не долго, она поджала губы и тихо сказала:
— Помните, я говорила, что жду от вас помощи? За время нашего общения мы еще не перешли на одну волну, я не рассказала вам десятой части того, что собиралась, но….
Мейли Юн выдержала длительную паузу.
— Но мы с вами можем найти компромисс — пойти на временное сотрудничество.
— И какого рода будет этот союз? — поинтересовался Вэйдун Хан.
— Самого прагматичного, — объяснила Мейли Юн, — я решу ваши проблемы, а вы — мои, только и всего.
— Вы же не знаете, что обозначают сказанные вами фразы, — заметил полицейский.
— Не знаю, — согласилась Мейли Юн, — но я обладаю другими сведениями, не менее ценными и секретными, например, коды пуска баллистических ракет.
Профессор засмеялась:
— Это шутка, конечно, не обращайте внимания.
Вэйдун Хан задумался, как быстро женщина прошла путь от фразы «Что же я натворила?» до шуток на тему государственной тайны.
— Вас, что устроит, лейтенант Хан? — спросила женщина.
— Железный и безопасный аргумент, — немного подумав, ответил Вэйдун Хан. — Для моего руководства — железный, а для меня — безопасный. И, чтобы не вышло так, что вы потом скажете, будто сами не понимаете, что этот аргумент означает.
— В какой области? — переспросила Мейли Юн. — Впрочем, кажется, поняла. Вы хотите сообщить руководству нечто, что весомо подтвердило бы мои слова.
Хм. Это не сложно, хотя с другой стороны…. Ваши руководители несколько наивнее тех, что существуют в моей реальности. Не воспринимайте мою реплику как оскорбление, потому что это даже не плохо. С другой стороны вооружить элиту вашего общества новыми фундаментальными знаниями — большой риск. Пойти на это я не смогу, но вот провести демонстрацию, тут не будет никаких проблем.
— А что вы хотите взамен? — поинтересовался полицейский.
— Как я уже сказала, — ответила Мейли Юн, — мне необходимо продолжить путешествие, а для этого следует сместиться в правую часть мультиверса. Правая и левая, разумеется, чисто субъективное суждение только, чтобы аргументировать сдвиг. Но, находясь в тюрьме, очень сложно становиться лучше.
— То есть перемещаться влево в заключении самое то? — попытался пошутить полицейский.
— Вы же сами рассказали историю о моих друзьях, — парировала Мейли Юн.
— Интересно, — неожиданно для себя воодушевился Вэйдун Хан. — А как там в вашей реальности? Тюрем, наверное, нет. Полицейские — пережиток прошлого? Что там вообще происходит?
— Боюсь, лейтенант Хан, — вы будете разочарованы.
— Дайте угадаю, — перебил полицейский, — у вас все то же самое, что и у нас.
— Нет, — возразила профессор, — у нас все находятся в одной большой тюрьме. Электронной. По меньшей мере, так утверждают адепты режима.
— А у вас есть и адепты? — усмехнулся Вэйдун Хан.
— Конечно есть, — пожала плечами Мейли Юн, — и эти самые адепты в других реальностях занимают крупные государственные посты.
— То есть в вашей реальности они преступники, а в нашей — уважаемые люди, — усмехнулся Вэйдун Хан.
— Наши с вами реальности очень близки, — заметила Мейли Юн, — мы отличаемся всего на семнадцать градусов. Но, да. У вас эти люди: руководители, бизнесмены, коучи, чуть левее они крупные начальники, а еще левее — элита и руководство страны.
Я, кажется, рассказывала вам в самом начале, что закон сохранения энергии наследуется безоговорочно. И, если в одной реальности вы совершаете один поступок, то в другой — прямо противоположный. В правой реальности вы получите за принятое решение морковку, а в левой — будете страдать.
— Вы мне рассказывали, — заметил Вэйдун Хан, — что вас не должно быть в другой реальности.
— Очевидно, — ответила Мейли Юн, — вы меня не так поняли. То есть да, личность не может занимать весь спектр мультиверса, но это как раз относится к адептам, которых в нашей реальности казнят. У нас они заслуженно считаются плохими людьми, разумеется, с точки зрения нашего общества. Где не принято переходить улицу на красный свет и участвовать в демонстрациях. Однако уже в вашем обществе это почти норма, а в более левой реальности демократия приобретает формы вседозволенности, и государственные чиновники легально берут взятки. В крайне левом спектре с взяток даже платят налоги, а казненные у нас адепты проповедуют то, что в моем мире совершенно недопустимо.
— Например? — с интересом спросил Вэйдун Хан.
— Например, однополые браки, — ответила, Мейли Юн. — Педофилию, человеческую охоту, каннибализм.
— Как такое возможно? — удивился Вэйдун Хан.
— Вот поверьте, лейтенант Хан, ваша жизнь не станет спокойнее, когда вы об этом узнаете.
Я могла бы много рассказать о своем путешествии, и, по всей вероятности, расскажу, но исключительно вам, потому что ваше руководство не должно этого услышать…. Никогда.
— Объяснитесь, — потребовал Вэйдун Хан.
Мейли Юн некоторое время собиралась с мыслями.
— Представьте себе автостраду с многополосным движением. По ней едет множество автомобилей, часть в одном направлении, часть — в противоположном. Некоторые несутся сломя голову, иные еле ползут, и это очень похоже на то, что происходит в мульти-вселенной.
Посторонний наблюдатель скажет, что здесь нет никакой логики. Одни везут грузы на север, другие — на юг. Некоторые едут на восток, иные на запад, и каждый думает, будто поступает правильно. Если сложить усилия всех этих машин, они будут равны нулю. Все без исключения автомобили могли бы остаться дома, а их дела выполнили те, кто находятся в пункте назначения. Но каждый водитель принял решение, спланировал день и заправил своего железного коня.
Так и в жизни. Мы разные, и у нас с вами разные цели, а самое главное, мы счастливы по разным причинам. Одним доставляет удовольствие причинять близким боль, других заводит благотворительность, но эмоции, которые получает мозг, очень схожи. Это может быть одна группа дофаминов, или даже электрический импульс одинаковой силы и частоты. Однако люди, подобно Инь и Ян, существуют в балансе.
Теперь представьте себе, что совершая те или иные поступки, мы перемещаемся в мультиверсе. В левой его части соберутся негодяи и мерзавцы, а в правой — праведники и святые. Что неминуемо произойдет?
— Дисбаланс? — предположил полицейский.
— Браво, лейтенант Хан, — похвалила Мейли Юн. — Только его почему то нет.
Потому что когда в одном месте соберутся мерзавцы, зло неминуемо будет провозглашено в ранг добра. Правый сектор вовсе не лучше левого, там в каком-то смысле происходит тоже самое, только с противоположным знаком.
— Почему же вы так хотите вернуться к себе? — не понял Вэйдун Хан.
— Потому что я путешественник, а не статист. — Ответила Мейли Юн. — Вы же понимаете, что сдвигаясь по мульти-вселенной, человек приобретает и теряет прошлое.
Бросая на пол стаканчик из-под кофе, вы попадаете в реальность, где он лежит на полу. Но Вселенная, где вы оказались, была и ранее. Существовали и вы, человек, разбрасывающий мусор, а соответственно у вас должны быть иные воспоминания. Вы не входите в противоречие перемещаясь, следовательно, что-то должно уйти из памяти. Воспитание, привычки, манеры, чистоплотность. Все это уйдет от вас постепенно и не заметно. Но чем дальше вы будете смещаться, тем больше будет разница между различными версиями Вэйдун Ханов.
Грубо говоря, перемещаясь в мультиверсе, я должна была стать другой Мейли Юн и, в конце концов, раствориться. Именно поэтому мне понадобились духовные практики, чтобы не забыть себя.
Техника перемещения в мульти-вселенной может показаться очень простой, хотя для этого потребуются длительные тренировки, а вот сохранить воспоминания в недружественном мире…. Это поистине тяжело и физически, и эмоционально.
— Мы, кажется, отвлеклись, — заметил Вэйдун Хан. — Вы начинали рассказывать о том, почему нельзя делиться фундаментальными знаниями с элитой.
— Потому что, получив знания, они будут использованы для смещения влево. Или, проще говоря, для нанесения вреда всем остальным.
Вэйдун Хан развел руками, как бы показывая, что не принимает аргумент.
— Ну, поймите, — продолжила Мейли Юн. — Несмотря на то, что все реальности в мультиверс разные, мы всё равно объединены. Если в левом секторе начнется война, правый это не минуемо затронет. Некому будет радоваться жизни, если половину человечества испепелят в ядерном огне.
— Подождите, подождите, — прервал профессора Вэйдун Хан. — Пользуясь вашей логикой, вы совершали не путешествие, а скорее погружение. Нырнули так глубоко, насколько смогли задержать дыхание. Ведь я прав?
Мейли Юн не ответила.
— Конечно прав, — продолжил полицейский, — по вашему лицу видно. И что же? Вам удалось коснуться дна?
Мейли Юн отрицательно покачала головой:
— Его нет. Или, скажем так, находиться глубже было уже невозможно.
— А там, куда вы добрались, каково? — допытывался лейтенант.
— С моей точки зрения — плохо, — ответила Мейли Юн, — там мусоровозы собирают с улиц погибших. Но для жителей той реальности это практически норма, потому что они нашли другие эффективные методы уничтожать себя.
Видите ли, лейтенант Хан, отправляясь влево, я была слишком наивна, и мои представления о добре и зле были чересчур академичными.
Помните, я рассказывала о мысленном эксперименте с котом Шредингера? Как и большинство ученых я не замечала чудовищный ляп. А ведь он лежит на поверхности, потому что в коробку нужно помещать не кота, а самого Шредингера. Только так. Лишь, рассуждая в коробке, можно определить волновую функцию системы. Ведь, если я рассуждаю, значит, я еще жив. Когда же адская машина сработает, некому будет проводить мысленный эксперимент. Следовательно, никто и не узнает об этом. Получается, будто Шредингер всегда жив, что бы ни случилось.
Правая и левые части мультиверс в некотором смысле похожи, так как и там, и там, есть люди которые счастливы, есть и несчастливые, но большую часть вселенных наполняет серая масса, безынициативных и бездеятельных людей. Так называемые «статисты», судьба которых практически не меняется.
Отправляясь в путешествие или в погружение, если вам такой термин больше нравится, я не подозревала, что Вселенная настолько логична.
Меня беспокоило триггерное событие в виде пандемии, которое, безусловно, затронуло весь мультиверс. Но оказалось, что фармакологические компании сделали превосходный профит. Медицинские работники вскоре с грустью начнут вспоминать, как деньги текли рекой, а производители медицинских масок, антисептиков и вакцин будут горько плакать.
— То есть получается, — подытожил Вэйдун Хан, — что ваше погружение бессмысленно?
— Пока я не вернулась, — ответила Мейли Юн, — нет. Ведь руководство моего КПК ждет отчета. Там, безусловно, волнуются и предпринимают беспрецедентные меры, чтобы погасить вспышку вируса. Хотя….
Мейли Юн задумалась.
— Хотя, я отправилась в путешествие не одна. Мой коллега сдвинулся в правую часть мультиверса и, возможно, уже находится дома. Он достаточно проницателен, чтобы сделать выводы, отзеркалив ситуацию на себя. Разумеется, это только предположение, но глубоко убеждена, что в правой части мульти-вселенной вирус был быстро побежден. Например, путем всеобщей генной мутации, скорее всего, вызвавшей множественные побочные эффекты. Убеждена, что наше правительство испытывало препарат на собственных детях, а оппозиция с пеной у рта доказывала, будто это всемирный заговор по стерилизации.
Еще раз повторюсь, я этого не знаю, но логика в том, что не только мультиверс сбалансирован, но и каждая отдельная реальность тоже. Если ученый из правого сектора уже вернулся и сумел сделать этот вывод, то да, мое возвращение не обязательно.
— Давайте все же вернемся к нашему главному вопросу, — заметил Вэйдун Хан. — Вы хотите, чтобы вам смягчили условия пребывания, и для этого сообщите мне нечто, что бесспорно докажет….
Полицейский запнулся.
— То, что наука в моей реальности ушла вперед, — помогла Мейли Юн. — Например, я могла бы объяснить, почему электрон не падает на ядро атома, хотя вращаясь, он обязан отдавать часть энергии. Или в корне развенчать миф о большом взрыве. Но и это будет слишком большим шоком для вашего научного сообщества. Поэтому проведем простую и бесспорную презентацию.
Вы лейтенант Хан уже знакомы с моей теорией строения Вселенной, в основе которой лежит пара Инь и Ян. Напомню, что мы решили, будто это неопределенность и определенность. Их последовательная смена образовала время, а все остальное рождено только из этой троицы.
Спустя продолжительное время в последовательности начали возникать сбои, подобно мутациям, как в привычном для нас трехмерном мире. Иными словами, иногда неопределенность идет вслед за неопределенностью, что вызывает неоднородность времени. Эти сбои и вызвали гармонические колебания нити времени, и именно они стали простейшими элементами вещества.
Грубо говоря, материя или вещество — это не что иное, как колебание времени.
— В чем? — не понял Вэйдун Хан.
— Во времени, — ответила профессор, — или вы сейчас спросили о пространстве?
Полицейский согласно кивнул.
— Ох, не можете вы пока рассуждать линейно, — съязвила Мейли Юн. — Ну, хорошо. Представьте себе нить, на которой возникло колебание. Волна, а лучше «слово». Как в детском телефоне из лески и двух консервных банок. Вы видели графическое изображение произнесенного слова в осциллографе или редакторе звука?
Вэйдун Хан еще раз кивнул.
— Так вот, этот звук совершенно один. Он не находится в пространстве до тех пор, пока не появится второй.
Иными словами, пространство образуется там, где есть материя, а никак не наоборот.
— Что же такое пространство? — не понял Вэйдун Хан.
— Это расстояние между двумя гармоническими колебаниями времени, грубо говоря, «словами». Причем, его можно выразить в секундах или световых годах, суть от этого нисколько не изменится. Чтобы преодолеть расстояние, вам нужно время, и без этого не обойтись. Путешествие к удаленным объектам занимает более продолжительное время, к близким — менее. Но объяснить я могу и проще, например, описав простое наблюдение.
Вот вы, лейтенант Хан, любите смотреть в звездное небо? Лично я люблю, и меня всегда завораживает мысль, что я наблюдаю за звездами, существовавшими миллиарды лет назад. Возможно, многих уже и нет, а свет от них только-только достиг Земли. Потому что колебания времени ограничены скоростью света, и это относится ко всему.
Например, сейчас вам кажется, будто вы видите меня. Но на самом деле изображение на вашей сетчатке глаза запаздывает, как опаздывают слова, произнесенные мной. Воздух колеблется со скоростью триста тридцать метров в секунду, а свет — в тысячу раз быстрее и, тем не менее…. Я от вас вовсе не на расстоянии метра. Я от вас в прошлом, на сотую долю наносекунды назад.
Вэйдун Хан тряхнул головой:
— Что же это означает?
— Потерпите еще секунду, лейтенант Хан. — Попросила профессор. — Наш мир, несмотря на то, что кажется нам объемным, по-прежнему существует в одном измерении. И именно в нем разворачиваются все происходящие процессы. Например, гравитация есть не что иное, как постоянный временной сдвиг.
Объемные «слова» или, говоря нашим человеческим языком, тяжелые элементы, сдвигаются во времени медленнее. Легкие же элементы переносятся быстрее, потому что сами занимают меньший объем, и со стороны может казаться, будто они притягиваются. К тому же, время пропитано множеством несущих частот. Таких, как свет или реликтовое излучение. Получается, что вещество, как будто плещется на волнах, только более длинного диапазона.
Вы, лейтенант Хан, когда-нибудь замечали, как ряску на пруду прибивает к берегу? Такую же природу имеет и гравитация. И этот опыт не сложно повторить.
— Хотите, чтобы я занялся наблюдением в местном водоеме? — с издевкой спросил Вэйдун Хан.
— Ну, зачем так грубо? — возразила Мейли Юн. — Достаточно выстрелить лазером на астрономическое расстояние, промоделировав пучок двумя импульсами высокой частоты. На старте время между ними будет константой, а на финише — оно должно сократиться. Иными словами, импульсы притянутся друг к другу. С точки зрения классической физики, в вашей реальности это невозможно. Вот вам и неопровержимое доказательство моих слов.
— Мне нужны более четкие инструкции, — заметил Вэйдун Хан.
— Если вам удастся найти рентгеновский лазер, — сказала Мейли Юн, — с длиной волны менее десяти нанометров, то необходимо промоделировать его импульсами в промежутке до одной десятой пикосекунд.
Направить излучатель на Луну, где миссия Аполлон оставила угловой отражатель, а лучше — на российский «Луноход один» в заливе Радуги, потому что в вашей реальности американцы могли не побывать на Луне. И выстрелить несколькими пучками лазера. При возвращении отраженного сигнала, сравнить импульсы, ушедшие к Луне и возвращенные обратно.
Как видите, все очень просто.
Вэйдун Хан тщательно записал сказанное. Он чувствовал в словах профессора какой-то подвох, ловушку. Но в чем она заключается, пока понять не мог. Впрочем, очень скоро всё выяснилось, стоило только обратиться за консультацией в Хуачжунский университет науки и технологий. Доцент кафедры лазерной физики по имени Шэнь Хэ попросту рассмеялся.
Услышанное его очень повеселило, но когда Вэйдун Хан предъявил свои полномочия, его веселье куда-то испарилось.
Дело в том, что Вэйдун Хан уже подозревал нечто подобное. То, что его могут попросту игнорировать и то, что воспримут записанные за Мейли Юн инструкции без энтузиазма, и даже обычную бюрократическую проволочку.
Поэтому полицейский обратился напрямую к Бао Муну, а последний спустил приказ, подписанный настолько высокопоставленным госслужащим, что можно было открыть ногой – дверь любой научной лаборатории.
И все же Шень Хэ попытался включить заднюю. Длительные увещевания о невозможности провести описанный Мейли Юн эксперимент, постепенно переросли в рассуждения об антинаучности и полной невозможности ожидаемых результатов.
— Вот и хорошо, — резюмировал полицейский. — Я буду ждать от вас скорейших известий, а будут они антинаучными или невозможными, решу сам. Важно, чтобы вы ничего не перепутали и выполнили все с ювелирной точностью. Ну, а отрицательный результат…. Тоже в некотором смысле — результат.
|
|
